Кулаков Николай Иванович. Народный учитель

Сад у обрыва

Время посеребрило его волосы, избороздило лицо мор­щинами. Не искал Николай Иванович в жизни проторен­ных путей. В трудные годы коллективизации, окончив сельскохозяйственный техникум, работал в одном из первых казахских совхозов. Помнит и по сей день гу­стое зарево пожара, хлесткие винтовочные выстрелы — в судорожных конвульсиях умирало басмачество... По­том учеба на химико-биологическом факультете Тамбов­ского пединститута, работа директором школы в Нижнем Шибряе, неподалеку от Уварово. 

Его и по сей день помнят здесь.

— Кулаков? — переспрашивает кладовщик местного совхоза Шубин. — Как же, помню. Я в те годы тоже в семилетке работал. Принимал Николай Иванович не школу, а развалюху, а когда сдавал — лучшей не было на всей Уваровщине. Дельный мужик!

Затем трудные дороги войны. Бои, ранения, награ­ды... От Брянска до Чехословакии прошел сержант Ку­лаков, прежде чем вернуться к мирному труду. В 1948 го­ду его демобилизовали. В том же году он принял Бокинскую школу. Это было ветхое одноэтажное здание, ок­руженное большим каменистым пустырем, где раньше стояла церковь. Через несколько дней на общем собра­нии учителей и родителей Н. И. Кулаков говорил:

— Давайте начнем с пустыря. Здесь можно заложить хороший сад.

— Зачем? — удивились многие.

— Зачем? А помните, А. С. Макаренко говорил: коллектив начинается там, где появляется объединяющее людей интересное трудовое начало.

Пасмурным апрельским днем вышли на пустырь се­миклассники во главе с Николаем Ивановичем. Через два дня к ним присоединились ребятишки из шестого класса, через неделю, вооруженная лопатами и ломами, на пустыре копошилась уже вся школа. Приходили и многие родители. А на классных собраниях и пио­нерских сборах горячо обсуждали, какие сорта плодовых деревьев сажать в первую очередь, коллективно писали письма в Мичуринскую генетическую лаборато­рию, Никитский ботанический сад, Сочинский дендра­рий с просьбой прислать семена и саженцы.

Уроки ботаники теперь проводились тут же, на пу­стыре. До чего интересно было слушать Николая Ивановича, опершись уставшими руками на черенок лопа­ты! Рассказывал он о замечательных растениях, родиной которых являются разные места земного шара, и мно­гие из них вскоре будут посажены здесь, в их саду.

Когда прикапывали первые саженцы, около школы собралось чуть не все село. Отчаянный бокинский гармо­нист Павел Неведров тушем «прописывал» каждое но­вое деревце. Различали их по табличкам: «амурский бархат», «японская вишня» и т. д.

Так рождался у обрыва этот сад, в котором сейчас растет свыше трех сотен сортов плодовых и декоративных деревьев со всех пяти континентов...

Ребята, с которыми Кулаков начинал наступление на пустырь, давно уже не школьники. Вячеслав Наженко и Валентин Сайкин — офицеры. Людмила Леонтьева

работает на железной дороге в Норильске, Тамара

Губарева — в колхозе, Тамара Неведрова — кандидат наук. Каждое лето кто-нибудь из них да приедет в Бокино, зайдет в сад, не может налюбоваться «своим» деревом.

— Смотрите, Николай Иванович, как вымахала!

— Да, вымахала, — соглашается он, сам же думает: «А как вымахал ты, мой хороший, мой курносый озор­ник! Очень нужным человеком стал. Даже более нуж­ным, чем твой старый директор...»

И глядя на плечистого полковника или серьезного доцента, которые, казалось, совсем недавно, как и десятки их сверстников — бокинских крестьянских ребяти­шек, гоняли по прудам золотобоких карасей, вспомнит Николай Иванович удивительную историю, которую не единожды слышал от старожилов.

...Было это в 1861 году. По селам и деревням по­ползли слухи: даровал-де русский царь-самодержец кре­стьянам волю. А вскоре и в Бокино прискакал гонец, вручил старосте объёмистый пакет с каким-то манифе­стом. Велено тот манифест прочитать на общем сходе. Собрал староста сход, да и схватился за голову: а кто же, господи, читать-то будет — в селе ни одного грамот­ного. Выручил некий Комбаров из соседнего села. Еле-еле, по складам прочитал царский манифест, но никто из крестьян так ничего и не понял...

Удивительно вспоминать об этом сейчас, когда нет в Бокино двора, где бы не было ребятишек-школьников, где нет семей, один из членов которой не имел бы выс­шего или хотя бы среднего образования.

...Однажды, было это в первые дни летних каникул, в кабинет Н. И. Кулакова протиснулся грузный, сред­них лёт мужчина, в синей косоворотке и соломенной

шляпе. Стиснул худенькую руку Николая Ивановича своей огромной, точно лопата, ладонью.

— Борисов, директор школы. Из Сибири...

Целую неделю сибиряк прожил в школе. Ночевал в учительской. С утра до позднего вечера пропадал в са­ду, наблюдал, как трудятся ребята, приставал с тыся­чами вопросов, записывал. Уехал, так и не сказав тол­ком о цели своего визита.

Прощаясь, буркнул:

— А я, Николай Иванович, откровенно говоря, ду­мал, Того... газеты немного приукрасили. Отличное дело затеяли вы...

Н. И. Кулаков первое время часто вспоминал о стран­ном госте, потом реже, наконец, забыл совсем, как вдруг (прошло уже три года) в школу приносят объемистый пакет-письмо из Сибири. Пачка фотографий и коротень­кая записка. Смотрите, мол, какой сад мы развели в своей школе, не хуже вашего. И подпись: Борисов.

А вскоре стали поступать подобные письма и из дру­гих уголков страны. У бокинских юных садоводов наш­лись последователи на Украине и в Карелии, на Смолен­щине и в Удмуртии...

Заслуженный учитель школы РСФСР Николай Ива­нович Кулаков отметил восемнадцатилетний юбилей директорствования в Бокино. Как незаметно пролетели в трудах и хлопотах эти восемнадцать лет! Когда-то шко­ла имела с десяток истрепанных географических карт да стеклянную банку с ужом. А теперь — целое хозяйство: восемь гектаров земли, трактор, сеялку, плуги, культи­ватор; сад, цветник, ферму.

Раньше школа жила от звонка до звонка. Сейчас двери ее чуть ли не круглые сутки открыты настежь. Одних кружков и секций сколько: овощеводческая, садо­водческая, селекционная, краеведческая, волейбольная!..

Наступили каникулы, но жизнь в школе бьет ключом. Пионерские штабы, увлекательные походы и экскурсии. Ребята не только хорошо отдыхают, но и принимают посильное участие в сельскохозяйственных работах.

Когда-то двести с немногим учеников ютились в нека­зистом одноэтажном здании. В этом году в двадцати че­тырех классах занималось около восьмисот ребятишек. Красиво белокаменное здание школы. Рядом — подсоб­ные помещения, мастерские, спортивный зал, теплица. И все это построено руками школьников.

Но главное, чем больше всего гордится Николай Ива­нович,— это любовью его питомцев к земле, их преобра­зовательским отношением к природе. В школьной пио­нерской комнате — пять дипломов ВДНХ, пять медалей Выставочного комитета...

В комнате Николая Ивановича большой письменный стол, массивный шкаф, набитый книгами.

— Я, как писатель Леонид Андреев, люблю все вну­шительное,— смеется Кулаков.—Труд и заботы — моя стихия. Депутат сельсовета — раз, руководитель лектор­ской группы — два, член товарищеского суда — три, совет пионерской организации, общество друзей приро­ды... Если все перечислять, пальцев на руках не хватит. За все лето на футболе не больше пяти раз был...-

Кстати, о футболе. Старые тамбовские болельщики и по сей день помнят высокого стройного футболиста — од­ного из форвардов сильной в то время команды педин­ститута. «Жми, Кулак, давай!» — подбадривали его с трибуны. Давно уже не играет в футбол Н. И. Кула­ков, но болельщик он заядлый. И если у семиклассников разгорелся футбольный спор, лучшего арбитра, чем директор, не найти. Он знает все: и кто открыл счет во встрече московских «Спартака» и «Динамо» в позапрош­логоднем чемпионате страны, и как зовут второго вра­таря ташкентского «Пахтакора»...

— Идея у нас интересная есть, — он достает из сто­ла свернутый лист кальки, — это план землевладений колхоза имени Жданова. Вот здесь, — Кулаков указы­вает на квадрат, обведенный красным карандашом, — гектаров пять заброшенной земли. Колхозники от нее отказались, говорят, ничего не растет, пустыня. А мы, то есть школа, решили оказать, что на Тамбовщине ничего не расти не может. Будем выращивать здесь кукурузу, арбузы, а может быть, и сад заложим. Осенью начнем. Ребятишки, да и большинство учителей, просто загоре­лись. Каково?

Я видел эту землю летом. На песках росло несколько чахлых былинок. Даже удивительно: откуда она взя­лась на Тамбовщине?

— А вы уверены, что обуздаете эту землю?

Глаза Кулакова загораются озорно.

— Помню, были в Тамбове писатели Илья Григорье­вич Эренбург и Владимир Германович Лидин, заезжали к нам в Школу. Пустырь тогда мы только начали осваи­вать. Ходим по пустырю, я рассказываю гостям: «Здесь будет виноград, здесь тутовое дерево, здесь айва». — «Айва будет расти?» — удивился Эренбург. «Будет,— отвечаю,—заставим». Илья Григорьевич еле заметно улыбнулся и говорит Лидину по-немецки: «Чем тебе не тема? В тамбовских степях, и вдруг свой мечтатель, Гер­берт Уэллс...» Я немецкий знаю, но вида не подал... Думал написать Эренбургу, как заставили наши ребятиш­ки айву на Тамбовщине расти, да, наверное, забыл он тот случай.

И, помолчав немного, добавил:

— К земле, даже самой на первый взгляд нестоящей, надо относиться с душой. Об этом партия очень хорошо еще раз нам напомнила. Каждый метр должен плодо­носить...

...Летом 1944 года взвод военных связистов отдыхал в только что освобожденном от фашистов украинском селе. На перекур к солдатам часто заходил древний дед. Глядя вокруг воспаленными, слезящимися глазами, он горестно говорил:

— Испоганили проклятые фрицы усе наше село. Сад­ки усе порубали...

И чтобы успокоить деда, сказал тогда старший сер­жант Кулаков:

— Ничего, дедушка, добьем гадов, еще краше сады разведем!

Сказал проникновенно, как будто произнес клятву...

...И вот теперь, бывая в знаменитом саду у обрыва, слушая Кулакова, знакомясь с его планами, я думаю: клятву свою он выполняет с честью.

В. Пешков

Тамбовская обл., с. Бокино