Педагогика средних веков (XIV—XVI вв.), как и Древней Греции, характеризуется не созданием самостоятельных педагогических теорий, а использованием компонентов философских систем или проектов организации общества.
Педагогические воззрения народов мира в эпоху средневековья находились под сильным влиянием религии. В Европе господствовало христианство, в Азии — ислам и буддизм. Все взгляды на воспитание развивались исключительно в рамках религиозной идеологии. Начетничество, зубрежка, схоластика, обучение не на родном, а на латинском языке — все это привело в конечном итоге к стремлению человеческой мысли освободиться от религиозных догматов. Не случайно в период средневековья появился интерес к самому человеку и его повседневной деятельности. Характерные для эпохи разложения феодального и зарождения капиталистического общества отношения отразились и на педагогических воззрениях. В различных по жанру сочинениях гуманистов эпохи Возрождения (Т. Мор, Т. Кампанелла, Эразм Роттердамский, Ф. Рабле, М. Монтень и др.) выдвигались идеи всестороннего и гармоничного развития духовных и физических сил человека, наблюдался отказ от религиозного в пользу светского образования, стремление использовать культурное наследие античного мира и достижения бурно развивавшейся в тот период науки.
Анализируя педагогику средневековья, можно сказать, что нам с вами нечего взять из опыта средневековой школы, а вот поучиться у известных гуманистов эпохи Возрождения их отношению к человеку и культурному наследию прошлого не помешало бы. Согласны?
В целом все, что было достигнуто в области педагогической мысли в Древнем мире и в средние века, привело постепенно к появлению теории образования и обучения — дидактике (от гр. сИйеге — «учу» и (ИйаЫов — «поучительный»), которая занимается обоснованием учебных планов и программ, принципами, методами и организационными формами обучения, дидактическими средствами обучения, т.е. всем, что относится к учебному процессу. 1.3.
Педагогическое наследие Я. А. Коменского
Вот мы и дошли до педагогики как целостной теории воспитания и обучения человека. Совершенно справедливо ее связывают с именем великого чешского мыслителя-гуманиста, выдающегося общественного деятеля, философа, лингвиста и историка Яна Амоса Коменского (1592—1670). Это произошло в переходную от средневековья к новому времени эпоху.
Заняться проблемами педагогики заставила Коменского сама жизнь, полная лишений и трагизма. Спокойно и счастливо он жил лишь в детстве, когда его заботливый отец прививал ему любовь к знаниям и обучал его дома, как это было принято в протестантских общинах. В 1604 г. умерли его родители и две сестры. Старшая сестра и опекуны мало о нем заботились, учиться приходилось урывками в братской школе. Только в 16 лет Коменский поступил в латинскую школу, где испытал все ее тяготы на себе. Проучившись там всего 2 года (1608—1610), он уже в то время пришел к грустным размышлениям (обратите внимание, ему было тогда 18 лет): «Меня печалило то, что людям (особенно моим согражданам) было скучно изучать науку» /8, с. 96/. В его книге «Лабиринт света и рай сердца* лирически слилось все, о чем он думал и что пережил: боль утраты, страстное желание помочь людям, упорная мысль о создании новой школы. В 1611 г. руководители протестантской общины Чешских братьев отправили его для подготовки к проповеднической деятельности в Пражский университет, но ректором там был католик, а католики, как вам известно, до сих пор являются противниками протестантов. Естественно, Ян Амос не был принят и отправился в Германию. Учился сначала в Хернборнской академии, затем около года в Гейдельбергском университете. В 1614 г. из-за болезни вынужден был прекратить учебу. Больной, без денег, он пешком возвращается на родину с твердым намерением служить своему народу. В 22 года начинает свою педагогическую деятельность в той же братской школе, где сам познавал азы грамоты.
Здесь мы пошли дальше Коменского, создав факультеты и Центры переподготовки и повышения квалификации преподавателей высших и средних специальных учебных заведений. Не так ли? Но в наше время до сих пор бытует мнение, что совершенствование человека прекращается вместе с окончанием его трудовой деятельности. Коменский же, занимаясь всю жизнь самообразованием, говорил о совершенствовании человека и в старости.
Над своим капитальным трудом «Великая дидактика» Я. А. Коменский работал с 1627 по 1638 г. Века не состарили ее, а приблизили к нам в период реформы средней и высшей школы. Не случайно в 1982 г. в издательстве «Педагогика» появились «Избранные сочинения» Я. А. Коменского, куда включена «Великая дидактика». Прикоснемся к ней и мы.
Права М. Шагинян, делая вывод, что многое произошло из его дидактики: «...современная школа, всеобщее образование (без различий наций, класса, пола), метод наглядного обучения, звуковой метод, преимущество родного языка перед иностранным, режим и порядок школьного образования, значение физических упражнений, обязательность музыки в числе школьных предметов, чередование занятий и отдыха, сад или площадка при школе и целый ряд других практических вещей — все это выросло из дидактики Коменского, всем этим человечество обязано ему». Нельзя не согласиться с М. Шагинян, что «Великая дидактика» является .«краеугольным камнем педагогической мысли» /11, с. 429/.
Метод учения, который предлагал Коменский, в отличие от схоластической школы не отвращал детей от занятий, а должен был возбуждать в них радость, превращая овладение знаниями в приятное занятие, позволяя пройти путь к вершинам науки без трудности, скуки, окриков и побоев, как бы играя и шутя. Школа, по Коменскому, — дом радости. Его дидактика построена на принципе целесообразности и природосообразности (вспомните Аристотеля). Его девиз: никакого насилия над человеком! Он был убежден, подразумевая не только детей, но и студентов, что «академические работы будут продвигаться вперед легче и успешнее,... если каждый посвятит себя тпому виду занятий, к которому, как это можно заключить по верным признакам, его предназначила природа (выделено Ко- менским). Ибо по природным дарованиям один является музыкантом, поэтом, оратором, физиком и т.д., в то время как другие более склонны к богословию, медицине, юриспруденции. Именно здесь слишком часто делается ошибка, т.к. по своему произволу, не обращая внимание на природную склонность, из каждого чурбана мы хотим сделать гения» /10, с. 460/.
А как современно звучат слова Коменского:
«...натуры высокоразвитые надо поощрять ко всему, чтобы не было недостатка в людях, получивших всестороннее образование и вполне обладающих мудростью.
Надо, однако, следить за тем, чтобы академии воспитывали только трудолюбивых, честных и способных людей (выделено Коменским). Они не должны терпеть лжестудентов, которые, подавая другим вредный пример бездействия и роскоши, расточают отцовское имущество и губят свои годы» . Вот вам еще один наказ из прошлого. У нас ведь тоже, к сожалению, встречаются способные лодыри. А слово «студент», между прочим, переводится с латинского как «усердно занимающийся». Стоит напомнить об этом некоторым студентам.
XXIV. Метод внушения благочестия.
XXV. Если мы желаем, чтобы школы были вполне реорганизованы на подлинных началах истинного христианства, должно или удалить книги язычников или, по крайней мере, пользоваться ими с большей осторожностью, чем это было до сих пор. XXVI. О школьной дисциплине.
XXVII. О четырехступенном устройстве школ в соответствии с возрастом и успехами учащихся.
XXVIII. Идея материнской школы.
XXIX. Идея школы родного языка.
XXX. Очерк латинской школы.
XXXI. Об академии, путешествиях и коллегии света.
XXXII. О всеобщей совершенной организации школ.
XXXIII. Об условиях, необходимых для практического применения этого всеобщего метода.
В своей педагогической деятельности Я. А. Коменский пережил два периода: девизом первого было — учиться у всего, у каждой книги. Это был период «всеохватывающего образования», «пансо- фического» (от гр. софия — «мудрость», пансофия — «всемудрствование, всезнание»). Но затем он понял, что невозможно объять необъятное. Тогда наступил второй период его деятельности, период самоограничения, отбора самого необходимого материала, чтобы учить не пустому, а полезному. Важна была и остается его идея: «сообщить ученикам не отдельные, разрозненные знания, а систему знаний, энциклопедию, которая могла бы связно удержаться в памяти, снабдить сведениями о самом основном в каждой науке и сделать учащегося универсально образованным человеком». Широко известны слова Я. А. Коменского: «Человек, обученный основательно, есть дерево, имеющее свой собственный корень, питающее себя собственным соком и поэтому постоянно растущее, приносящее плоды».
В Венгрии по приглашению царя Ракоци Коменский создает пансофическую школу (кабинеты физики, механики, естественноисторических наук, типографию, где он напечатал «Школа — театр»). Выступая за разгрузку учащихся, Коменский боролся не с количеством наук, а с методами их освоения. Он считал, «что все имеющее между собой связь должно быть преподаваемо одновременно, параллельно друг с другом. (Сейчас мы это называем межпредметными связями.)
«Надо уметь отбирать только нужное», — вторит ему М. Шагинян. «Если из наших знаний исключить то, что менее необходимо, то у нас было бы в распоряжении по меньшей мере вдвое больше времени и мы затрачивали бы вдвое меньше труда», — это уже утверждение Коменского. Неправда ли, как своевременно звучат его рекомендации. Их можно бесконечно продолжать: «Все нужно преподавать основательно, кратко и убедительно... Все, что находится во взаимной связи, должно преподаваться в такой же связи. Все должно вестись в неразрывной последовательности, так, чтобы все сегодняшнее закрепляло вчерашнее и пролагало дорогу для завтрашнего».
Трудно переоценить заслуги Я. А. Коменского в области педагогики. Уже при жизни он приобрел мировую известность как автор лучших учебников, которые использовались еще в XIX в. Он первый ввел принцип наглядного обучения, издав иллюстрированный учебник «Мир чувственных вещей в картинках» (1658). По этому учебнику учились Лермонтов, Пирогов, Герцен и многие другие известные люди не только в России, но и во многих странах Европы, признавая три источника познания: чувства, разум и веру, Коменский главную роль отводил чувствам, при этом обучение и воспитание он рассматривал в неразрывном единстве.
«Я. А. Коменский оказал огромное влияние на развитие мировой педагогики и школьной практики. Многие его дидактические положения вошли в современную теорию обучения». Хочется особо подчеркнуть, что, разрабатывая педагогическую систему дошкольного, школьного и академического обучения и воспитания, он прекрасно понимал, что обучение стоит денег, и поэтому обращался к власть предержащим с просьбой не жалеть средств на обучение молодежи и приводил слова отца протестантского движения М. Лютера: «Где на построение городов, крепостей, памятников, арсеналов расходуется одна золотая монета, там нужно израсходовать сто золотых монет на правильное образование одного юноши, который, возмужав, может показать путь другим ко всему честному; он имеет большее значение, чем блестящие дворцы, груды золота и серебра, медные ворота и железные засовы». Не мешало бы и нашим властям руководствоваться этим давним мудрейшим принципом. Согласны?
Источник: Басова Н.В.. Педагогика и практическая психология.
К сожалению в школьной практике мы сталкиваемся порой с шаблонными методами воздействия педагогов: окрик, запись в дневниках, вызов родителей, "проработка" ученика на педсовете. В вопросах поощрения проявляется к тому же непонятная скупость средств, выражающаяся лишь в словесной похвале ("молодец", "хорошо", "спасибо"). Педагогически неоправданно и то, что в число поощряемых, как правило, попадают одни и те же ученики, дети со срывами поведения нуждаются в своевременной поддержке, хотя бы в незначительном поощрении, которое может явиться стимулом к контролю над собой. И тут поощрение словом, улыбкой, похвалой, вынесение благодарности за тот или иной положительный поступок или работу, заметка в классной газете могут стать действенным средством воспитания, благотворно отразиться на дальнейшем становлении личности ученика.
Применяя систему поощрений и наказаний учащихся, классный руководитель должен прежде всего учитывать возрастные и индивидуальные особенности детей. То, что приемлемо для младшего подростка, недопустимо для старшего. Если младшего подростка можно пристыдить, показать его неблаговидные поступки в присутствии коллектива, его непосредственных друзей, то со старшим подростком лучше вести серьезный разговор о проступке наедине, осторожно и тактично обращаясь к общественному мнению. Если младшего подростка в порядке наказания можно лишить ожидаемой им радостной перспективы (например, участия в коллективном походе в кино, экскурсии), то со старшим подростком этот метод не принесет желаемых результатов, а вызовет только скептическое отношение ученика и к самому мероприятию и к воспитателю. Если для младших подростков эффективна словесная похвала учителя, признание его достоинства в присутствии класса, то старшего подростка следует чаще стимулировать доверием, поручением сложных и ответственных дел. Если многие дети по своему характеру и в силу семейного влияния восприимчивы к воспитательным воздействиям, податливы и не требуют особых усилий педагога, то у других может быть повышена сопротивляемость к воспитательным воздействиям, поэтому педагогу целесообразно применять не прямые, а косвенные, опосредованные средства воздействия, доводить до сознания ученика и всего коллектива необходимость данной меры воспитания. При этом очень важно, чтобы наказания не сказывались на общем отношении учителя к воспитаннику, который должен оставаться уверенным в доброжелательности классного руководителя.

Опыт воспитания в семье Никитиных.
"Но чем старше становится ребенок, тем менее его удовлетворяет одно созерцание, и он тянется к каждому предмету рукой и начинает его пробовать сначала "на вкус", потом "на стук", потом на всякое другое его применение. Но ведь хрусталь для этого не годится, а вот если малышу рано попадают в руки карандаши, мел, бумага, клей, ножницы, молоток, картон, краски, пластилин, кубики - все то, чем можно работать (действовать, строить, делать), тем богаче условия его развития.
Мы рано заметили, что малыши предпочитают манипулировать не игрушками (они им быстро надоедают), а предметами домашнего обихода, которыми пользуются взрослые: кухонной утварью, письменными и швейными принадлежностями, инструментами, приборами... А заметив это, разрешили малышам "войти" в наш взрослый мир и исследовать его неигрушечные свойства и опасности. Мы уже писали в первом разделе книги, как мы начинаем знакомить малышей с этим сложным миром реальных вещей. Того же принципа самостоятельности мы придерживаемся и в дальнейшем, не требуя от малышей "не брать без спроса", но требуя "класть на место". При этом, приветствуя исследовательскую деятельность, мы запрещаем ломать, рвать, портить вещи "просто так" - "со зла" или от нечего делать. Доступность вещей не означает, однако, что детям позволено все трогать и брать без разрешения. У нас есть вещи - и их действительно огромное большинство, которыми дети могут пользоваться в любое время по своему усмотрению. Перечислять их бессмысленно: это все то, что не входит в две запретные категории: чужие и ценные вещи. Под "чужими" понимаются буквально чужие, а кроме того, личные вещи на папином или мамином столе, в дедушкиной комнате, в чьей-то сумке или портфеле, которые неприкосновенны. Эти вещи можно брать только с разрешения. А ценные вещи - на них также налагался, безусловно, строгий запрет - это часы, магнитофон, фотоаппараты, пишущая машинка и т. п., тонкие механизмы, которые ребенок по незнанию может легко испортить. Мы не прятали их от детей, не убирали подальше; но давали понять с первого же знакомства, что эти вещи трогать нельзя. И я не помню случая, чтобы по вине малышей что-нибудь из дорогих вещей вышло из строя, хотя они были всегда доступны, а дети часто оставались с ними наедине. Думаю, так получалось потому, что подобных запретных вещей было очень немного и они не были детям совершенно незнакомы. Обычно малыши рассматривали их вместе с кем-нибудь из взрослых или старших, и они переставали быть притягательными своей неизвестностью. А главное, у детей нашими стараниями все больше появлялось других интересных, всегда доступных для них вещей, начиная от спортивных снарядов кончая всевозможными инструментами и строительными материалами, все это помимо обычных игрушек, кукол, которых у детей тоже много.
В нашей комнате-мастерской можно резать, клеить, лепить, пилить, забивать гвозди, рубить, колоть, сверлить, точить. Были как-то у нас в гостях целую неделю два брата - двухлетний Витя и шестилетний Дима. Как же они были довольны, что молотки бывают разного роста и гвозди тоже и что доску можно прибивать гвоздями к обрубку бревна на полу. С каким усердием они вколачивали в бедную доску гвозди один за другим, получалось это у них все лучше и лучше. А мы с их мамой - доктором - глядели на "мастеров" и говорили друг другу: "Как же не хватает малышам в современной квартире вот такого настоящего дела!" Мы старались идти навстречу любым намерениям детей что-то делать, проявить себя в каком бы то ни было творчестве. Заметили, что малыш любит писать мелом, сделали из куска линолеума доску; заметили, что его интересует в "Детской энциклопедии" карта, - повесили большую карту полушарий на стенку. Так у нас на стенах появились таблицы сотни и тысячи, буквы печатные и письменные на плакате, на кубиках, измерительные приборы, большие деревянные кирпичи, конструкторы, всевозможные игры и, конечно, книги, множество книг - от сказок и киижек-малышек до энциклопедий и научно-популярной литературы. Вот это-то мы и называем богатой обстановкой. Для ребенка в ней открывается богатое поле деятельности.
Один профессор, вспоминая свое детство, удивлялся, с какой живостью и точностью он может представить рисунок на обоях в детской и даже форму трещин на белом потолке. Так почему же, недоумевал он, не дать для запоминания "на всю жизнь" таких сгустков человеческих знаний, какими являются географическая карта или таблица Менделеева? Эти первые впечатления могут непроизвольно возбудить интерес к какой-то области знания и даже развить определенные способности ребенка. Те, кто знаком с биографией женщины-математика Софьи Ковалевской, могли обратить внимание на такую деталь: стены ее детской были оклеены страницами из математической книги. Но мало кто верит в связь между этими страничками с формулами и чертежами и ярким математическим талантом девочки Сони. У нас в семье, видимо, точно так же "сработала" таблица Менделеева, на которую обратил внимание в "Детской энциклопедии" трехлетний Антон. А позже начались дымы, запахи, вспышки, появился конструктор "Юный химик", целая стена в мастерской, забитая химической посудой и химикатами. Потом химико-механический техникум, победа в химической олимпиаде и, наконец, химфак МГУ."
"Мы и наши дети" Л. и Б. Никитины
Как, когда, сколько, почему? Предчувствую множество вопросов, ждущих ответа, множество сомнений, требующих разрешения. И отвечаю:
- Не знаю.
Всякий раз, когда, отложив книгу, ты начнешь плести нить собственных размышлений, - книга достигла цели. Если же, в поисках точных указаний и рецептов лихорадочно листая страницы, ты досадуешь на их скудость, знай, что если и есть в этой книге советы и предписания, они появились не по авторской воле, а вопреки ей. Я не знаю и не могу знать, как неизвестные мне родители в неизвестных мне условиях могут воспитывать неизвестного мне ребенка, подчеркиваю - могут, а не хотят, могут, а не должны.
"Не знаю" - для науки это туманность, из которой возникают, из которой рождаются новые мысли, все более и более приближающиеся к истине. "Не знаю" - для ума, не приученного к аналитическому мышлению, это пугающая пустота. Я хочу, чтоб поняли и полюбили чудесное, полное жизни и ошеломляющих неожиданностей творческое "не знаю" современной науки о ребенке. Я хочу, чтоб поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственной живой мысли, собственного внимательного взгляда.

Часто можно слышать, что материнство облагораживает женщину, что только став матерью, она созревает духовно. Действительно, материнство ярким пламенем освещает задачи духовного бытия женщины, но их можно и не заметить, и трусливо откладывать на потом, и обижаться, что нельзя приобрести за деньги готового решения. Велеть кому-нибудь продуцировать нужные тебе мысли-то же, что поручить сторонней женщине родить твоего ребенка. Существует категория мыслей, которые надо рождать самому, в муках, и они-то и есть самые ценные. Они решают, что ты, мать, дашь ребенку - грудь или вымя, воспитаешь его как человек или как самка, будешь руководить им или силой на вожжах тянуть за собою, будешь играть им, крошечным, и нежностью к нему восполнять ласки равнодушного или немилого мужа, а когда он подрастет, бросишь на произвол судьбы или станешь ломать.
Януш Корчак. "Как любить ребенка"